<<< На титульный

Наум ГУТНЕР

НАД ГОРОДОМ СТОЯЛ ЖИРНЫЙ ПЕПЕЛ И ПРИТОРНЫЙ ЗАПАХ…

В конце войны, в 1945 году, будучи ограниченно годным 2-й степени, я служил помощником начальника 2-го отделения отдела учета и укомплектования (ООУУ) 60-й армии 4-го Украинского фронта. Командовал армией генерал-полковник П. А. Курочкин.

Наш штаб находился в Скотнице, маленьком польском городке недалеко от Освенцима.

22-го или 23-го января меня вызвал начальник нашего отдела Петр Исаакович Чернышев, приказал отбыть в поселок Жарки за 8 километров от Скотнице – организовать там сбор и прием угнанных в рабство советских людей и отправку их на родину.

— Возьми с собой солдат из роты охраны, а я пришлю ПАХ (полевая армейская хлебопекарня) и несколько армейских кухонь.

Дали мне отделение из роты охраны, и поехал я в Жарки. Что такое Жарки? Поселок из 12-15 домов и большой костел. Рано утром поселок был почти пуст. Жители все попрятались, в костеле тоже никого не было, ксендз вместе со своими служками спрятался.

Как раз в костеле и было решено разместить освобожденных людей.

Через Жарки проходила дорога с фронта на Краков, который был уже в нашем тылу. По ней ежедневно возвращались порожняком грузовые машины, возившие снаряды для фронта. Этими машинами было решено осуществить переброску наших людей на родину.

Часам к четырем-пяти стали появляться женщины, везущие на повозках узлы с вещами, одиночки и группы.

— Откуда идете?

— Из Аушвица.

— Что там?

— Большой концентрационный лагерь. На миллион человек. Не поверив, стали расспрашивать. Отвечают:

— Там в одном большом лагере – десять лагерей. В первом – англичане и американцы, во втором – офицерский состав пленных французов и бельгийцев, третий лагерь – советский сержантский состав, пятый – публичный дом, а следующие пять лагерей для рядовых военнопленных: русских, польских и других солдат.

Когда я впервые услышал о лагере в один миллион человек, я сразу поехал в штаб армии и доложил полковнику Чернышеву, а тот доложил генералу Гончарову. Вызвали начальника разведки. Он заявил, что по его данным никакого лагеря там нет. Я предложил:

— Поедем со мной в Жарки, послушаете людей.

Начальник разведки отказался, и я вернулся в Жарки. Женщины, вышедшие из лесов, узнав советских солдат, рыдали, обнимали нас, целовали. Там была вся Европа: польки, русские, француженки, украинки, чешки, венгерки… Мужчин почти не было. Может быть 12-15 человек. Всех мужчин немцы накануне вывезли, и о них никто ничего не знал* .

Несколько мужчин, оказавшихся в общей толпе, были те, кто бежал из немецких транспортов.

Среди толпы изможденных женщин я увидел девочку лет шести. Сама, как скелет, а глаза,

как у древней старухи…

Из расспросов выяснилось, что все эти люди ускользнули из Аушвица во время нашей бомбежки рано утром, а к четырем-пяти часам вечера вышли в Жарки. Стало очевидно, что Аушвиц находится в районе, расположенном не далее 40 километров, но на наших картах никакого Аушвица не было. Я проверил: взял циркуль и сделал круг с центром в Жарки – Аушвиц на карте не был обозначен.

Между тем люди прибывали. В первый день мы разместили в костеле около 200 человек, на другой день их было уже не меньше 900, а на третий скопилось уже несколько тысяч…

На третий день на нас вышел один поляк. Когда его спросили – где Аушвиц, он сразу ткнул пальцем в Освенцим и сказал, что это и есть «Аушвиц» по-немецки (по-швабски).

Мы немедленно доложили об этом в штаб армии, и тут же был отдан приказ: лагерь в Освенциме взять до рассвета. Одновременно к нам были переброшены ПАХи и банно-прачечный комбинат. Вместе с батальоном, которому поручили взять Освенцим, отправился и я. На речке Пшемпше нас встретил немецкий заслон, который мы уничтожили. Вошли в Освенцим, маленький польский городок. И на окраине его увидели колоссальное поле, обнесенное бетонными столбами с колючей проволокой, по которой, как нам сказали, немцы пропускали электрический ток. Вдоль ограды стояли сторожевые вышки, а за вторым рядом колючей проволоки темнели многочисленные ряды бараков для заключенных. С другой стороны проволоки размещались коттеджи, где жили эсэсовцы – охрана лагеря; рядом – трехэтажный бетонный куб-бункер с бойницами на случай восстания заключенных**.

В бараках мы обнаружили около 10 000 женщин, которые лежали на нарах и от истощения не могли пошевелиться. Об этом всем мы снова сообщили в штаб армии, оттуда информацию передали в штаб фронта и сюда, к лагерю, сразу направили несколько армейских госпиталей. Освобожденных людей начали кормить, лечить и отправлять в тыл попутными машинами.

Что рассказывали люди из бараков?

Когда в Освенцим прибывали эшелоны с людьми, всю поездную бригаду меняли на эсэсовцев. Эшелоны выгружали за колючкой и людей делили на две части – нетрудоспособных вели якобы в баню, где их сразу травили газом и сжигали в печах. После восстания в Варшавском гетто немцы сожгли за неделю около 300 000 заключенных. В лагере работало два крематория, шесть печей… После «бани» трупы грузили на вагонетки и отправляли в печи. Обслуживали крематории заключенные, которых на другой день сжигали. Трудоспособную часть заключенных размещали в бараках и заставляли работать на заводе, расположенном в соседнем лесу. Там вырабатывался газ «Циклон».

В районе вокзала стояли железнодорожные пакгаузы по 200 метров в длину. В каждом было по четыре отделения, где сортировались вещи привезенных: одежда, обувь, детская обувь, мужские костюмы, меха чернобурых лисиц, золотые зубы, женские волосы… Все это переправлялось немцами в Германию.

Что еще рассказывали поляки?

Был овраг, куда эсэсовцы накидали сухого спирта и сожгли там несколько тысяч детей. Над городом в течение нескольких дней стоял жирный пепел и приторный запах…

Через некоторое время появились офицеры из СМЕРШа и стали расспрашивать людей о подробностях их заключения. Потом из Москвы прилетела комиссия по приказу Молотова. Я там был с 23-го по 26-е января 1945 года и занимался отправкой советских людей на родину.

Всего в Освенциме за четыре года было уничтожено несколько миллионов людей, в основном евреев и поляков.

* «18 января 1945 года лагерные власти спешно эвакуировали из Освенцима приблизительно 58000 человек и оставили в лагере лишь 5000–6000 тяжело больных. В одном из боковых лагерей (Фюрстенгрубе) сожгли в бараках всех больных заключенных».

Д-р Ян Зэн. Концентрационный лагерь Освенцим-Бжезинка. Варшава, 1961. С. 179.

** «Между сторожевыми башнями были построены бомбоубежища (бункеры), в которых отверстия для огня были направлены в сторону лагеря». Д-р Ян Зэн, член Главной комиссии по расследованию гитлеровских преступлений в Польше, судья. Концентрационный лагерь Освенцим-Бжезинка. Варшава, 1961. С. 24.