<<< На титульный

Яков ДОРОДНЫЙ

СУДЬБА НА ФОНЕ ВЕКА

Родился я 26 февраля 1916 года под Одессой, в городке Возне-сенск. Окончил мореходку в Херсоне и с 1934 года, т. е. с 18 лет, плавал на судах Черноморского пароходства. В 1935 году наш тральщик в Бискайском заливе окружили германские военные корабли, судно торпедировали, а команда оказалась заключенной сначала в крепости Сеута на Гибралтаре, а затем – тюрьме южной Испании. Вместе с четырьмя товарищами я бежал из плена. Нам удалось пересечь линию фронта и присоединиться к Третьей интербригаде генерала Лукача. После гибели генерала и поражения республиканцев мы были интернированы в спецлагерь, а потом через север Франции вернулись в СССР.

Я опять стал работать в Черноморском пароходстве, плавал на судах «А. Рыков», «Косарев», «Б. Кун» – все это имена знаменитых тогда большевиков. Шел 1937 год, вскоре все они были объявлены врагами народа и расстреляны. За поражение в Испании стали арестовывать и воевавших там советских людей. Я переехал в Ленинград и устроился механиком в Балтийское морское пароходство. В те годы я увлекался спортивной борьбой, молодой был, здоровый. Стал мастером спорта по самбо и по вольной борьбе в тяжелом весе, занял 2-е место на первенстве РСФСР.

В июне 1941 года мы перегоняли из Голландии в Ленинград большой плавучий кран «Демаг». Из Северного моря в Балтику мы шли через Кильский канал. И там в порту Гаденау немцы под разными предлогами продержали нас десять суток. Их власти знали, что скоро война, и хотели «Демаг» прикарманить. Сказали даже под конец, что англичане фарватер заминировали. Тогда наш капитан Генрих Павлович Бютнер, русский немец, потребовал тральщик. Германия не хотела показывать раньше срока, какой она «друг» Советскому Союзу, вынуждена была уступить, но пошла на хитрость. Вышли в море. Впереди немецкий тральщик, за ним два буксира тянут «Демаг». И вот видим, – тральщик постепенно забирает влево, снова к немецкому берегу! Тут наш капитан приказал рубить тросы, и мы своим ходом пошли в Россию. Конечно, немцы могли нас остановить силой, но им еще неделю надо было оставаться нашими «друзьями». В Ленинград мы пришли за день до начала войны. А в блокаду «Демаг» освещал весь Васильевский остров, он и сейчас прекрасно работает на Балтийском заводе.

Во время блокады я служил механиком на плавучем госпитале «Аурания», он стоял на приколе возле завода Марти. Потом поступил приказ: всех моряков – в пехоту. Я участвовал в боях возле Синявина при прорыве блокады, а в 44-м мы освобождали Пулковские высоты, Красное Село и Кингисепп. По правде говоря, довелось мне в то время побывать и в штрафбате. Избил офицера – застал у своей девушки и избил. Штрафником я воевал под Ораниенбаумом, в Лебяжьем и, слава Богу, недолго.

Однажды мне удалось притащить из разведки «языка», здоровенного такого немца. Немец рассказал много интересного, и меня в награду вернули в свою часть. А потом – новый приказ: всех моряков обратно во флот. Воевал я на кораблях КБФ.

После войны возили из Германии контрибуцию. Затем я плавал в китобойной флотилии у Соляника, работал главным механиком плаврыбзавода ну и так далее – до пенсии.

Наград у меня много, но сейчас особенно дорожу книгой стихов моего фронтового друга Миши Коробова. Мы подружились в 30-м пехотном корпусе генерала Симоняка. Рядом шли в атаку. Под Нарвой Миша был тяжело ранен, потерял ногу. Последние годы он жил в Израиле, там печатался и недавно умер. На книге он написал: «Я. Д. Дородному другу-однополчанину с любовью и пожеланием добра». Хочу закончить свои воспоминания стихами из этой книги. Миша назвал их «Оркестр памяти моей».

Нас била пуля, бил снаряд,

Бил град фашистской стали с неба,

А за спиною Ленинград

С его голодной пайкой хлеба.

* * *

Шириной в косую сажень плечи,

Головой почти до потолка.

Да, еврей. А вот поди ж, разведчик

И любимец нашего полка.

* * *

Победа

Давай команду, тамада,

Сегодня выпить – не беда!

Фотограф, гвардии солдат,

Надень свой хитрый аппарат

И щелкни нас для памяти народной!

Усы бодрее, старшина Дородный!