<<< На титульный

Яков ЛИТИНЕЦКИЙ ДОЛГАЯ ДОРОГА К ПОБЕДЕ

Родился я в черте оседлости в местечке Литин 10 мая 1907 года. Отсюда и моя фамилия. По хранящейся в семье легенде фамилии всех жителей Литина, да и само название местечка, происходят от польского помещика Литинецкого, владевшего землями в этой округе. По преданию, мои предки были в услужении у помещика-деспота, навязавшего свою фамилию всем жителям, которых он считал подданными своей «империи». Из предков помню только деда, погибшего от рук бандитов во время погрома в 1918г.

Детство мое прошло в традициях еврейской семьи и религии. Моя мать – дочь раввина, отец – весовщик на помещичьей мельнице. Родители хотели дать мне еврейское религиозное образование. До 1917 года я посещал хедер. На продолжение моей учебы у многодетных родителей не было средств. В 1914 году отец ушел на фронт, оставив на руках жены пятерых детей. Старшей сестре было 15 лет. В 1916 году, когда фронт проходил вблизи Литина, несколько солдат, и в их числе отец, подались в бега, чтобы помочь бедствующим семьям выжить. Помню, какой был праздник, когда отец принес домой мешок картошки и морковки. Но пришел урядник и потребовал либо возвратиться в армию, либо платить ему 20 копеек в неделю за укрывательство. Даже этих жалких денег в семье не было, так что пришлось отцу вернуться в строй. Освободила его революция…

После хедера я вступил в комсомол, и по рекомендации ячейки был принят в школу бесплатного обучения. Главным предметом в школе было военное дело. Это и определило мою судьбу. Хотя, с 1924 года и до конца НЭПа, мне пришлось работать кочегаром на заводе.

В 1929 году начались провокации китайцев на КВЖД. Вместе с другими комсомольцами ушел добровольцем «на фронт». Успели доехать только до Киева, когда «война» закончилась. Но я остался в Красной Армии – курсантом полковой школы 299-го стрелкового полка.

В 1930 году – курсант Одесского училища. Приняли меня сразу на 3-й курс. Через год был выпущен командиром взвода. Но командовать стрелковым взводом не пришлось. Страна позвала молодежь в авиацию. Я откликнулся на этот призыв и в том же году поступил в Оренбургскую школу летчиков-наблюдателей. Самолеты были примитивные, фюзеляж и крылья деревянные, обтянутые перкалем – прорезиненной тканью. Вспоминаю, как поступивший вместе со мной земляк Загоруйко подошел впервые к самолету «Р-1», обнаружил, что он покрыт «онучами», и отказался летать. Он тут же был отчислен из школы. Но я остался. Да, техника была примитивная, но школа хорошо готовила будущих штурманов.

С 1933 года после выпуска я быстро подвигался по службе. В 1935-м – капитан, штурман эскадрильи, вскоре штурман полка, а перед войной – штурман 241-й авиационной дивизии.

Война застала дивизию в Гатчине. Поскольку в нашу задачу входила работа по морским объектам, командование вылетело в Таллинн для согласования действий с моряками. Но с 20 июня все полеты были запрещены. В Гатчине полки оставались без руководства. Пришлось на свой страх и риск, на бреющем возвращаться в часть. В качестве штурмана я выдержал серьезный экзамен в этом рискованном и технически трудном полете. Я точно вывел самолет командования на свой аэродром.

24 июня дивизия приняла боевое крещение: двумя полками вылетела против танковой колонны немцев, двигавшейся из Пскова на Лугу. Задача была – обеспечить переход наших войск к обороне на Лужском рубеже. Мне довелось лететь штурманом ведущего, и я вывел самолеты точно в тыл немецкой колонны. Псков уже горел. Голова немецкой колонны подходила к Стругам Красным. Сделали семь заходов. Немцев задержали, нанесли им потери, но и сами потеряли 16 винтокрылых СБ. К счастью, большинство летчиков успели спрыгнуть с парашютами и пешком возвратились в полки. С тех пор летали только небольшими группами. И все же к 15 июля дивизия осталась без самолетов. Перебрались в Волхов-строй, а затем получили приказ вылететь в г. Петровск Саратовской области для переучивания на современные «ПЕ-2». Но до получения новой матчасти дело не дошло. По приказу командования совершили марш под Москву и в самые тяжелые дни обороны столицы пересели на ночные бомбардировщики «У-2». Пришлось и мне, уже не штурманом, а летчиком, вылетать на «кукурузнике» на ночные бомбежки врага.

В январе 1942 года нас вернули на Ленинградский фронт, где наконец получили знаменитые штурмовики «Ил-2». Меня назначили штурманом 3-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии. Самолеты вначале были одноместные, не защищенные с тыла, поэтому дивизия несла большие потери. Наши умельцы «вырубили» в хвосте место для стрелка-радиста. Живучесть самолетов возросла. Этот почин оценили в Москве и стали выпускать двухместные самолеты с местом для стрелка-радиста.

Со своей дивизией я дошел, точнее, долетел до Берлина.

Под Рава-Русской летели большой группой – для уничтожения крупной группировки немцев. Я был штурманом у командира полка, полковника Кузьмина. Ориентирование затруднялось плохой видимостью и полетом на бреющем. И все же я вывел полк точно к месту. Сделали восемь заходов и разгромили немецкую группировку. Таких эпизодов было много, помню каждый, но всего не опишешь. Тяжело вспоминать, как стояли на Висле и не могли помочь восставшей Варшаве. Видели, как город на наших глазах истекает кровью. Но приказа Москвы не было.

Берлинская операция запомнилась отличной подготовкой, энтузиазмом и героизмом летчиков. Мы понимали, что участвуем в последней битве, что долгожданная победа близка. Наша авиация господствовала в небе над полем сражения. За все время боев за Берлин дивизия потеряла только один штурмовик. Здесь, под Берлином, закончилась моя война.

Всего я сделал 38 боевых вылетов – для штурмана дивизии это немало. Был дважды ранен. Первый раз на реке Ловать, близ деревни Дретино, в окопах нашей пехоты. Меня послали обучать пехотинцев, как вести себя во время авианалетов. (Главное, всегда помнить – если самолет над тобой, он уже неопасен. Нужно было отучить солдат от самолетобоязни.) Второе ранение случилось под Сарнами, когда немцы бомбили наш аэродром базирования.

Я награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, Отечественной войны I ст., Красной Звезды и многими медалями, а в том числе медалью «За оборону Ленинграда».

Кроме меня связал свою жизнь с Красной Армией и мой младший брат Лева. Он окончил военное училище связи. Командиром взвода, лейтенантом он участвовал в «незнаменитой» войне на Карельском перешейке. Погиб, восстанавливая связь под огнем финских «кукушек». Мы в семье всегда помним его, молодого, отдавшего под Ленинградом жизнь за Родину.

В войну бывало всякое. Вспоминается один «небоевой» эпизод, когда мне невольно пришлось вмешаться в беседу, которую вел с летчиками агитатор политотдела дивизии.

Дело было в 1944 году на подступах к Висле. Наш полевой аэродром располагался близ деревни Джевцы. Летчики отдыхали между вылетами в большой палатке. Дивизионный агитатор майор Батин воспользовался перерывом для беседы. Я стоял рядом со входом в палатку, ожидая возвращения самолета из разведки; данные разведчика были необходимы мне для разработки задания на следующие вылеты. Всматриваясь в сторону, откуда должен был появиться самолет-разведчик, я прислушивался к тому, о чем говорили в палатке. И вдруг слышу голос командира звена старшего лейтенанта Сухарева: «Товарищ майор, объясните, почему не воюют евреи?». Батин перешел на полушепот : «Товарищ старший лейтенант, рядом стоит штурман Литинецкий, – еврей, он услышит, будет неудобно». И замолк. Замял тему.

Я вошел в палатку и в наступившей тишине обратился к Батину:

«Товарищ дивизионный агитатор (я не без иронии назвал его полную должность), что же вы уклоняетесь от ответа на вопрос старлейта Сухарева? Ответьте летчикам, почему не воюют евреи. А если вы затрудняетесь, я отвечу за вас. Вот, например, я штурман дивизии – еврей – воюю; заместитель командира 70-го гвардейского штурмового авиационного полка Лёва Лейчицкий – еврей – воюет; Тоцкий, механик, которого знает вся дивизия – еврей – и тоже воюет; Герой Советского Союза Летучий Александр Яковлевич, получивший звание Героя еще за подвиг во время Финской войны 1940 года, начинал Отечественную в нашей дивизии, тоже еврей – воевал и продолжает воевать; всем нашим летчикам известны имена Героев Советского Союза летчиков-штурмовиков Гурвича Семена Исааковича и Гофмана Генриха Борисовича – оба они евреи и воюют. Наконец, пославший вас с заданием провести с нашими летчиками беседу начальник политотдела дивизии полковник Борис Яковлевич Динер – тоже еврей и тоже воюет. Неужели всех этих имен, хорошо известных нашим летчикам, недостаточно, чтобы ответить на вопрос старшего лейтенанта Сухарева?

Батин стоял потупясь, не знал, что сказать. А кто-то из летчиков внятно произнес: «Вмазал!». Прошло некоторое время, наступило затишье между боями. Вызывает меня к себе начальник политотдела. Спрашивает: «Что там у вас произошло с Батиным? Что вы ему на политбеседе «вмазали»?

Отвечаю, что уже не вспомню, давно все было и быльем поросло. «Нет, – говорит Динер, – не поросло. Был я на партсобрании в эскадрилье. Выступил старший лейтенант Сухарев и потребовал отстранить Батина от должности агитатора, как неспособного отвечать на острые вопросы, которые волнуют личный состав. Сухарев парень горячий. Даже предложил исключить Батина из партии. Конечно, так далеко дело не зайдет, но мозги Батину мы прочистим».

Такой вот случился эпизод. Конечно, это далеко не самое важное событие на войне. Но сейчас, когда доморощенные фашисты подымают голову и в качестве одного из аргументов извлекают на свет пронафталиненный миф, будто советские евреи уклонялись от фронта, я считаю нелишним напомнить, что еврейский народ наравне со всеми народами нашей страны воевал, защищая честь и независимость Родины.

Сейчас я в отставке, военный пенсионер. У меня взрослые сын и дочь, три внука и четыре правнука. Здоровьем похвастать не могу, но и жаловаться по этому поводу не стану.

Сайт управляется системой uCoz