|
<<<
На титульный |
|
|
|
|
Полина ПЕРСИЦКАЯ
МАМА
|
|
Хорошо сказано: все начинается с детства. От себя добавлю, что все начинается с детства… даже у бабушек. Оглядываюсь на свое прошлое… …Малышка, иду за ручку с мамой и папой. Они мне казались волшебниками. Они все могли. Может быть, во всех городах тогда – давным-давно – было вкусное мороженое. Но то, что в кажущиеся сейчас сказочными годы покупали мне в Ленинграде мама и папа, до сих пор не могу ни с чем сравнить. Когда мы подходили к так ярко описанному Самуилом Маршаком «крашеному сундуку» и мне покупали мороженое с моим именем «Соня» на вафлях, я каждый раз с необоримо-радостным трепетом слизывала холодную сладкую массу, и мне казалось, нет на свете ничего вкуснее. Да вероятно, и вправду не было. Много радостного осталось в детских годах. Вдруг в выходные дни в маминых руках оказывались билеты: «Соня, идем в театр!». И опять Соня ликует, красуясь в нарядном платье, с ленточками, вплетенными в косы. Мне кажется, только мама могла завязывать такие банты. И вот мы в театре. Кукольный театр на углу Садовой и Невского. Незабываемая лампа Алладина. Тепло добрых маминых рук снимает страх от подземелья, в которое спустился Алладин. Счастье детства… Мама и папа дали его мне. Особенным волшебством отличались новогодние праздники с Дедом Морозом и Снегурочкой, с уложенными в маленькие разноцветные чемоданчики подарками. Разнообразные конфеты были очень вкусны, но главную ценность представляли красочные фантики… Фантики… Смотрю на Ленинград, на наше счастливое и беспечное детство – через Атлантический океан… Забыты трудности довоенной жизни и быта. Только теперь понимаю, что мама много и самоотверженно работала. Только так мог работать врач в родильном доме. Сколько молодых мам и пап унесли из дома на Кузнечном переулке, роддома моей мамы, Полины Ароновны Перси-цкой, спокойно посапывающих малышек… И кто-то из этих бывших малышей, возможно, тоже пересек океан, тоже испытал все радости «перемены родины». А тогда… А тогда мы «другой такой страны не знали». Даже мы, дети, услышав голос Юрия Левитана, поняли, что жизнь изменилась. Мы еще не знали о немецких автоматчиках и зондеркомандах, душегубках и полицаях, мы не знали, что потрясшая мир Герника – это прелюдия к Минску, а университетский городок не сравним со Сталинградом… Дети… Дети и родители… Мне родители всегда казались молодыми и вечными. А может ли быть что-либо привычнее и… обычнее мамы?! Об этом даже не думаешь, как, например, о составе воздуха. Пока не перекроют кислород… И с первых дней войны кислород мне перекрыли: мама почти не бывала дома. Ленинградские госпитали уже приняли первых раненых. В августе маму направили в Таллинн, откуда на госпитальном судне «Сибирь» она сопровождала раненых и эвакуированных женщин и детей в Ленинград. Господствовавшие в воздухе фашисты, конечно, не пропустили плавучий госпиталь, забросав судно фугасными и зажигательными бомбами. Когда мама об этом рассказывала, в ее глазах был ужас… Не страх был ее в глазах, была боль за раненых и детей на тонущем судне. Теперь понимаю роль клятвы Гиппократа для мамы, ее благоговение перед подписанным самим Бехтеревым дипломом врача. Хорошо видимые знаки Красного Креста, как всегда, фашистам безразличны, и плавучий госпиталь пошел ко дну. Сколько детей и раненых вынесла к шлюпкам эта самоотверженная женщина! Мама покинула тонущий корабль предпоследней, «уступив» место лишь капитану «Сибири». Мама считала, что судьба даровала ей вторую жизнь. Только по прибытии спасенных в Ленинград, мама поняла, что сможет увидеть меня и папу. Город в эти последние дни августа эвакуировал заводы и неработоспособное население. Нас, детей, еще раньше отправили в лагерь, ведь А. Жданов обещал через три месяца разгромить фашистов. Теперь маме нужно было убедить папу в необходимости эвакуации. Увез нас только самый последний эшелон. Мы с папой оказались на Урале. Мама же осталась работать в ленинградском госпитале. Нам потом рассказывали, что свой блокадный паек мама делила с братом и друзьями. Зимой сорок второго у нее обнаружили туберкулез, и отправили по Дороге жизни на машине – сопровождать тяжелораненых. Сдала их в госпитале города Кунгур, где и проработала хирургом до конца война. Но мы были вместе. Победить болезнь помогла взятая мамой козочка. У нас теперь было молочко. В роли доярки оказалась, конечно, я. Молоко пили все, но маму оно спасало. Дома мы ее почти не видели. По двадцать часов она проводила за операционным столом. И очень радовалась, когда удавалось сохранить раненым руку или ногу. Помню, при мне солдат Илюша Минкин благодарил маму за спасенную руку. Трудное это было время… Но все жили надеждой на будущее. Будущее наступало, надежды оправдывались. В мае 1945 года маму направили на работу в Выборг. Город был почти весь разрушен. И опять неукротимой маминой энергией восстанавливались клиники и больницы. Будущее было рядом, светлое, победное. Оно уже стало настоящим, но оказалось странным, чем-то угрожало… Символ чистоты и добра – белый халат врача – превратился в халат «убийцы». После постыдных реплик еще вчера бесконечно благодарных больных, вдруг не стало работы. Январь 1953 года лишил маму работы. Военно-медицинской академии мама оказалась не нужна. Жизнь уходила из-под ног. Страшный день 13 января превратил вчерашних любимых врачей в «убийц». Это кому-то кажется, что от 13 января до 5 марта прошло меньше двух месяцев. По тяжести, боли и страху за будущее, за детей эти дни эквивалентны годам… И вот, наконец, апрель. Снова можно работать. Извинений, правда, нет. Но кто их ждет? Счастливая мама снова в клинике – помогает будущим матерям. Матери снова благодарны. (Как много значит газетное слово!) Но силы у мамы были уже на исходе, и она скончалась в 1956 году. Спустя несколько месяцев не стало и папы. Они умерли в надежде, что все страшное позади, что их дети и внуки не испытают больше угнетения и унижений. Они не знали о будущих митингах возле Ленинградского университета. Они не увидели черносотенных сборищ возле станций метрополитена. Они не читали постыдных статей в ставшей свободной «патриотической» печати. Это увидели мы, их дочь, внук и правнук.
Приложение (заверено ленинградским нотариусом
09.08.97 года)
Выписка из газеты «Ленинградская правда» от 29.08.41 года от Советского информбюро
Фашистская авиация, попирая международное право, продолжает зверски бомбардировать советские госпитали, лазареты, санитарные поезда и корабли. 19 августа группа фашистских самолетов напала на госпитальное судно «Сибирь», перевозившее из Таллинна в Ленинград раненых и эвакуированных из города женщин и детей. Несмотря на отчетливые знаки Красного Креста, немецкие летчики стали забрасывать плавучий госпиталь фугасными и зажигательными бомбами. Госпитальное судно «Сибирь» было разрушено. Раненые, женщины и дети пытались спастись на шлюпках. Тогда гитлеровские изверги перешли на бреющий полет и расстреливали спасавшихся из пулеметов. Героическими усилиями военврачей тт. Байковой и Персицкой, мед. сестры Кадимовой и команды судна часть раненых, женщин и детей спасена и доставлена в Кронштадтский госпиталь. Судьба остальных жертв фашистских преступников выясняется.
|