ТРАГЕДИЯ СЕМЬИ И ТРИУМФ ПОБЕДЫ

Родился я в Белоруссии 3 мая 1924 года в поселке Яновичи Витебской области. Мои школьные годы прошли в поселке Лиоз-но, где жила с 1930 года наша семья. Семь классов еврейской школы я закончил в 1938 году, затем продолжил учебу в русской средней школе (еврейские школы были закрыты). 20 июня 1941 года состоялся первый выпуск в русской школе. Закончил я школу с золотым аттестатом.

До войны у нас была большая и дружная семья. (Я пишу «была», потому что после войны нас осталось только двое: я и брат Яша.)

Отец, Ефрем Давыдович, 1884 года рождения, хорошо знал ветеринарное дело и работал заготовителем сельхозпродукции.

Мама, Евгения Марковна, 1892 года рождения, работала в торговле.

Сестре Соне в 1941 году был 21 год. Она была уже студенткой третьего курса Витебского пединститута.

Кроме меня было еще два брата: Яша (1928 года рождения) учился в 5 классе и Миша (1922 года рождения) был студентом Ленинградского химико-технологического института.

С нами жила старенькая бабушка, мать нашей мамы, Сарра Исааковна Ливергант. Ей шел уже 84-й год.

Наше поколение было уверено в неизбежности войны с фашизмом, и тем не менее для большинства моих сверстников начало войны, особенно ход первых операций, оказалось совершенно неожиданным. Мы были уверены, что будем воевать на чужой территории и малой кровью, но уже через два дня появились беженцы. В небе господствовали немецкие самолеты, и никто не оказывал им никакого сопротивления. Все бежали, дороги были забиты. Наша семья предприняла попытку уйти на восток, но это стало невозможным даже по проселочным дорогам – немцы продвигались быстрее. Семья вынуждена была вернуться в Лиозно. Здесь немцы организовали гетто, куда принудительно согнали еврейское население. Вот так мы все, кроме Миши, с 17 июля 1941 года оказались узниками гетто.

Бургомистром местечка назначили местного немца Лямпрехта. Евреев заставляли работать на тяжелых работах, избивали и оскорбляли, проводили систематические облавы. В канун еврейского Нового года (Рош Ашана) во время очередной облавы взяли заложников, и в сентябре 1941 года десятерых из них расстреляли, в том числе раввина.

Начиная с сентября 1941 года в Витебской области Белоруссии начались массовые расправы над евреями. До нас доходили слухи об уничтожении людей в гетто Невеля, Сурожа, Велижа, Яновичей, Городка. Вместе с тем доходили и добрые вести об успехах Красной Армии под Москвой.

24 февраля 1942 года немцы уничтожили всех жителей нашего гетто (около 1200 человек). Выводили партиями и у рва Адамен-ского сада безжалостно расстреливали – и старых, и малых. Мне удалось избежать расстрела. В тот день я работал в песчаном карьере. В середине дня к нам подошел дорожный мастер Королев и сообщил о том, что творится в поселке. Мужественный и благородный поступок Королева спас нам жизнь. Мы бросили работу и скрытно, с большим трудом пробрались в лес, а затем, двигаясь лесными тропами, миновали населенные пункты Колышки, Понизовье, Демидов. Нам помогали партизаны и разведчики Красной Армии. Нашим союзником оказался и лютый мороз – немцы прятались по деревням,в тепле.

Пройдя примерно пятьдесят километров, нам удалось приблизиться к линии фронта.

Семнадцатилетним юношей я добровольно вступил в ряды Красной Армии и был зачислен в штат разведчиков, действовавших по вражеским тылам совместно с партизанами. Мы входили в состав 21-й отдельной стрелковой бригады 4-й Ударной армии. Впоследствии бригаду преобразовали в 4-ю стрелковую дивизию. Меня зачислили разведчиком 148-го стрелкового полка этой дивизии. До апреля 1943 года наш взвод совместно с партизанами действовал на оккупированной территории Витебской области в районах Сурык и Полоцк. Мы связались с партизанским отрядом Шмырева М. Ф. (батько Минай), сообща вели разведку и совершали диверсии. Особенно активно мы действовали в районе Усвяты. Был образован коридор, по которому осуществлялась связь с партизанами. Мы проникли в тыл немцев в полной форме и с боевыми орденами на груди, что поддерживало в нас надежду на скорую победу.

В декабре 1942 года нами были выявлены крупные передвижения немецких войск в сторону фронта. Вызывало подозрение обмундирование немецких подразделений, отличавшееся от формы прежних подразделений. 30 декабря наша разведгруппа взяла «языка» и подозрения подтвердились: противник выдвигал свежие силы 2-го авиаполевого корпуса в составе трех дивизий – более 9 тысяч солдат каждая. За этот подвиг мы получили благодарность командующего 4-й Ударной армии генерала Курасова. Многих наградили поездкой домой. Мне ехать было некуда; дом – за линией фронта, а сам я одинок, семья погибла в гетто. Меня направили на 10 дней во фронтовой дом отдыха.

В начале марта 1943 года мы участвовали в захвате группы немецких офицеров. Один из «языков» оказался ординарцем командира 3-й авиаполевой дивизии. Вновь были добыты очень важные сведения. По всем данным немцы готовились к обороне, закрыли созданный нами «коридор» – проникать в тыл врага стало значительно труднее. Наши войска готовились к наступлению. Разведчики тщательно изучали вражескую оборону, искали в ней уязвимые места.

В течение июля и августа 1943 года при штабе 4-й Ударной армии были созданы курсы по подготовке военных переводчиков, т. к. ожидалось большое количество пленных во время наступления. Переводчиков не хватало. Отобрали 15 разведчиков со средним образованием: так я попал на курсы. Закончив их в сентябре 1943 года, я возвратился в свой 148-й стрелковый полк, где продолжил службу во взводе пешей разведки – уже в должности командира отделения. Мне присвоили звание сержанта. Вскоре мы перешли в наступление: 6 октября 1943 года освободили Невель, и дивизия получила название Невельская. Наступление продолжалось. 18 октября 1943 года я был тяжело ранен и контужен. Это было уже третье ранение. Лечение после первых двух ранений я проходил в медсанбате; командование не хотело терять своих разведчиков и не отпускало их лечиться далеко. На этот раз я был отправлен во фронтовой госпиталь, где провалялся более двух месяцев. Результаты ранения были тревожными: сотрясение мозга, разрыв барабанной перепонки левого уха, осколки. Врачи намекали на инвалидность, о возвращении в свою часть не могло быть и речи. Еще в госпитале я узнал, что 8 октября 1943 года освобожден поселок Лиозно. Все прошлое ожило в памяти. Мне разрешили после выписки съездить домой… Поселок был до основания разрушен. Побывал я на месте массового расстрела, где погибли все мои родные. Но дошла до меня и радостная весть – возможно, мой младший брат Яков избежал расстрела! По слухам, ему помогли выбраться из города. Подробностей никто не знал. И слухи в итоге оказались правдой. Встретились мы только после войны – в 1945 году в Ленинграде…

А пока, в конце декабря 1943 года, я прибыл в разведотдел 4-й Ударной армии для решения моей дальнейшей судьбы. И вскоре в качестве военного переводчика оказался в 103-м стрелковом корпусе. Командование корпуса оценило мой опыт войскового разведчика, знание немецкой военной организации, владение разговорным немецким – я был назначен на офицерскую должность в разведотделе. В этой должности вместе с моими товарищами по разведотделу я прошел с боями всю Белоруссию, Латвию, Литву, воевал в Восточной Пруссии, участвовал во взятии Тильзита и Кенигсберга. После того, как 103-й корпус включили в состав 2-го Белорусского фронта, участвовал в ликвидации остатков 2-й немецкой армии под Данцигом и Гдыней, а также на полуострове Путцигер Нерунг. Безвыходное положение, в котором оказалась немецкая группировка, заставило их согласиться на капитуляцию. В 21.00 7 мая прибыл официальный представитель немецкого командования. Командир корпуса Иван Ильич Миссан, я – его переводчик, плюс начальник разведки корпуса остановились в деревне Гроссендорф, ожидая начала переговоров. Ровно в назначенное время явилась немецкая делегация. Была достигнута договоренность о безоговорочной капитуляции. Переговоры продолжались до глубокой ночи и завершились 8-го мая. После полудня 8 мая немецкие части без оружия стали переходить передний край и сдаваться нашим войскам. В плен было взято более 140 тысяч солдат и офицеров, в том числе 12 генералов. Великая Отечественная война победоносно закончилась. Но для нас, разведчиков и, особенно, переводчиков, невидимая война еще продолжалась в лагере для военнопленных. Только в июле 1946 года я был демобилизован.

После войны я узнал, что мой старший брат Михаил – студент Ленинградского химико-технологического института – добровольно вступил в Народное ополчение и в августе 1941 года погиб в боях за Ленинград.

Война унесла многих наших родственников – женщин, детей и стариков, погибших в гетто Белоруссии – всего около 30 человек. Часть родственников, воевавших на фронтах, погибла в боях, некоторые вернулись с войны инвалидами. Все они внесли достойный вклад в победу над фашизмом. К сожалению, сейчас их осталось совсем мало.

За участие в боевых действиях я был награжден орденами: двумя Отечественной войны I степени, одним орденом Отечественной

войны II степени, двумя орденами Красной Звезды, медалью «За отвагу» и двадцатью медалями. В настоящее время ст. лейтенант в отставке, инвалид отечественной войны I группы.

После войны я с отличием окончил Ленинградский кораблестроительный институт. В январе 1966 года был назначен заместителем главного конструктора подводных лодок. Проработал в этой должности 23 года. Награжден медалью «За трудовое отличие», орденами «Знак почета» и «Дружба народов».

Борис Пукшанский

Мой старший брат Борис, насколько позволял объем книги, рассказал о нашей семье. Мы жили скромно, как все, и были по-своему счастливы. Добавить почти нечего. Мы были свидетелями закрытия еврейской школы, превращения православной церкви в кинотеатр, закрытия синагоги и превращения ее в склад. Все это – еще при советской власти. В школе со мной приключилось несчастье, которое могло стать трагедией для всей семьи. Играя в футбол в классе в отсутствие учительницы, я неудачно пробил «пенальти» и попал грязной тряпкой, заменявшей нам мяч, в портрет вождя. Все остолбенели, таков был общий страх. Спасла положение наша дорогая мама: она примчалась в школу с новым портретом Сталина в рамке и под стеклом. «Дело» удалось замять. В нашем маленьком городке часты были аресты и преследования «врагов народа».

Начало войны застало нашу семью почти в полном сборе, приехала на каникулы сестра Соня, не было только брата Миши. О судьбе всех родных уже рассказал Борис.

Запомнились страшные облавы. Однажды в гетто к нам в дом ворвался немец и, указывая на меня, Бориса и отца, приказал собираться на выход. Сестра Соня спросила по-немецки: «В чем нас обвиняют?» – он ответил, что отбирает заложников для расстрела. Но после разговора с сестрой немец неожиданно втолкнул нас обратно в дом, а на улице сказал, что здесь нет мужчин. Наверное, вспомнил о своей сестре, оставшейся в Германии. Свирепствовали не только немцы, от них не отставали полицаи из местных. Полицай Турков на глазах у всех пристрелил пожилого еврея за то, что его калоши были привязаны проволокой, поскольку несколько дней назад кто-то перерезал немецкий кабель. 24 февраля в гетто прибыл карательный отряд, в этот день все оставшиеся в живых евреи должны были быть уничтожены. При отправке очередной партии ко рву для расстрела, в состав которой входила наша семья, отец отвлек внимание карателей на себя, и в этот миг мне удалось незаметно скрыться. Первый день я скрывался в доме Зины Поповой, подруги Сони. Меня спрятали в подвале. На следующий день мне посчастливилось выбраться из поселка, и я некоторое время скитался в поисках партизан. Прятаться становилось все труднее, жителей предупреждали, что будут расстреливать всех, кто скрывает евреев. Одна женщина привела меня в свой дом, куда затем пришел пожилой мужик. «Ты чей, жидок, будешь?» – спрашивает он меня. Я назвал фамилию отца. Мужик сказал, что знал его, что это хороший человек. «Тебя здесь немцам и полицаям не выдадут!» – закончил он разговор со мной. И все же наутро я ушел из деревни. Скитания продолжались.

В марте 1942 года в деревне Колышки я попал в облаву (немцы производили опознания), но мне и тут повезло. Вырвался. Кочуя по лесам и деревням, только в конце 1942 года я перешел линию фронта. Нашел наконец партизан, которые отправили меня в тыл.

По дороге на Ярославль наш поезд бомбили, разнесли нашу теплушку, нас самих разбросало в разные стороны. Но никто серьезно не пострадал, и мы продолжали путь. Сначала – в Ярославль, а дальше – в Чувашскую АССР. Здесь я попал в семью своей родственницы, племянницы отца, которая эвакуировалась в эти места. Ее муж был на фронте под Ленинградом. Живя в этой семье, я работал на военных заводах. Потом был Казахстан, потом – Иркутская область; и кем я только не трудился за эти годы! Токарем, слесарем, мотористом, сплавщиком леса. По 10-12 часов в сутки, не жалея сил. Очень хотелось помочь фронту.

После освобождения Ленинграда от блокады муж моей родственницы прислал вызов, и нам разрешили выехать в Ленинград. При подъезде к г. Киров мы узнали о долгожданной победе. В вагоне устроили пир, непонятно, откуда взялись продукты и вино. День Победы мы отметили шумно. В полдень 9 мая 1945 года поезд прибыл в Ленинград, и мы приняли участие в народном ликовании.

Я сразу начал работать и учиться. Упорство принесло плоды: окончив в 1950 году автотранспортный техникум, я прошел в итоге путь от мастера до руководителя предприятиям. Побывал на целине и на уборке свеклы в Курской области. Мне присвоено звание старший лейтенант запаса; награжден четырьмя медалями.

В 1946 году мы с братом Борисом были на родине в пос. Лиоз-но. Посетили братскую могилу, где похоронены расстрелянные евреи, в числе которых – самые близкие нам люди. Добились, чтобы запущенную могилу привели в порядок. Вторично приезжали в 1952 году. На месте, где захоронено 1200 евреев, прочли надпись: «Здесь покоятся погибшие от рук немецких фашистов мирные жители»… и ни слова о том, что среди этих мирных жителей – одни евреи. Но все-таки жители Лиозно относятся и к погребению, и к памяти невинно погибших с уважением.

Совсем иначе отнеслись к памяти погибших официальные власти, как на местах, так и в центре. Почти пятьдесят лет в нашей стране не признавали Холокост. Не признавали существование еврейских гетто, организованных фашистами на оккупированных территориях СССР. Говоря о зверствах фашизма против мирных жителей, о миллионах загубленных жизней детей, женщин и стариков, власти старательно замалчивали тот общепризнанный во всем мире факт, что евреев фашисты уничтожали ТОЛЬКО ЗА ТО, ЧТО ОНИ БЫЛИ ЕВРЕЯМИ. После указа Президента России № 1235 от 15 октября 1992 года положение изменилось – факт Холокоста признан. Но евреев, не скрывавших своей национальности, перенесших все ужасы геноцида, с каждым годом остается все меньше и меньше.

Яков Пукшанский

Сайт управляется системой uCoz