<<< На титульный

Григорий САЦ ИЗ ЛЕТЧИКОВ В АРТИЛЛЕРИСТЫ

Родился я в 1922 году на Черниговщине. В 1934-м вместе с семьей переехал под Москву, в г. Димитров. Здесь окончил школу.

С детства я мечтал быть летчиком. Подростком учился летать на планере, потом занимался в аэроклубе в Москве, получил звание «пилот». Московский военкомат направил меня в летную школу летчиков бомбардировочной авиации в г. Коростень, Житомирской области. Здесь меня застала война. На рассвете 22 июня немецкая авиация разбомбила наш аэродром: все самолеты, на которых мы учились летать, были уничтожены. Нас, курсантов, направили на восток, в Омское летное училище. До мая 1942 года изучали материальную часть и авиационные науки. Неожиданно в один из дней мая нам объявили, что мы исключены и по приказу командования зачисляемся в Сумское артиллерийское училище им. М. В. Фрунзе. Училище находилось в Ачинске (Красноярский край), готовило артиллеристов противотанковой артиллерии.

В январе 1943 года, после ускоренной подготовки, я получил звание лейтенант и форму с черными петлицами вместо голубых летных. Так закончилась мечта моего детства: из летчика я превратился в артиллериста.

После училища попал я в Горьковский артцентр на должность командира взвода разведки и связи противотанковой батареи. Весной 1943-го в составе истребительно-противотанкового полка резерва Главного командования я попал на Степной фронт. Такие полки окрестили «смертниками». Мы воевали под Воронежем, участвовали в тяжелых боях на Курской дуге под Прохоровкой. Здесь и получили боевое крещение: краска на стволах орудий дымилась, порой через панораму невозможно было видеть прицел, не было видно ни цели, ни ориентира.

Под Богодуховым на Украине наш полк понес огромные потери. Осталось четыре орудия, из всего полка удалось собрать одну батарею, остальных бойцов отправили на формирование в тыл. Я попросил оставить меня в сформированной батарее. Запомнился фронтовой эпизод, случившийся летом 1942-го в пору нашего летнего отступления.

Мы заняли оборону в ожидании подхода немцев. Бои шли довольно далеко на западе, до нас едва долетали звуки канонады. На нашем участке передний край проходил вдоль железнодорожной насыпи. За нами белела будка путевого обходчика, утопавшая в листве сирени.

Фронт неумолимо приближался. Грохот боя становился все громче, зарево пожаров ночью закрывало горизонт. Обходчик начал грузить на подводу свой небогатый скарб и готовиться к уходу в тыл. Мальчонка уже забрался на подводу, жена взяла в руки вожжи и только старик-отец сидел на завалинке и грустно смотрел на сборы домочадцев. Сколько ни уговаривал его сын, старик отказывался уходить от того клочка земли, от этой будки, где прошла его жизнь, где он сам был когда-то обходчиком, где состарился и где хотел встретить свой последний час. Он так и остался один в брошенной железнодорожной будке. Целый день мы видели его сидящим на завалинке с неизменной трубкой. Батарейные разведчики подружились со стариком, как могли заботились о нем, угощали махоркой, а когда к наблюдательному пункту подъезжала кухня, дед брал глиняный горшочек, и батарейный повар ефрейтор Пинчук отваливал ему полную солдатскую норму. Все запросто называли старика дедом Егором и в свободную минуту охотно выслушивали его рассказы. Даже самым старшим из нас дед Егор годился в отцы, и мы относились к нему по-сыновьему тепло.

Однажды после налета вражеской авиации погиб один из разведчиков. Мы принесли тело к будке, чтобы отдать последний долг боевому товарищу. Посмотрел дед на погибшего, смахнул слезу, стукнул суковатой палкой о землю и сказал:

— Вот я живу, старый пень, а молодые хлопчики гибнут. Ну, скажите на милость, есть справедливость на земле?

Слеза покатилась по седой бороде. С почестями похоронили мы солдата, поставили пирамидку и написали чернильным карандашом: «В боях за Родину погиб солдат Ямщиков Игорь Николаевич. 1924 – 25 июля 1942».

Проходили дни и затишье сменилось боями. Немцы не раз пытались прорвать наш рубеж, но мы сдерживали их натиск. В конце концов по приказу командования пришлось отойти и занять новый подготовленный рубеж. Будка обходчика осталась на стороне противника. В бинокль мне виден был дед, по-прежнему сидевший на завалинке. Жаль было старика, но теперь мы ничем не могли ему помочь.

Жаркий день сменился вечерней прохладой, взвод отдыхал в землянке. Вспоминали прошедший бой, и я как бы невзначай спросил, кто бы мог привести деда. Вызвались все. Я даже не ожидал такого дружного отклика: дело-то предстояло рискованное. Когда стемнело, на ту сторону отправились сержант Бабенко и разведчик Никогосьян. Они вернулись к утру усталые и понурые – будка оказалась пуста. «Прикончили, видимо, старика», – говорили разведчики. Жаль было и деда, и себя – мы все словно осиротели.

Прошло два относительно спокойных дня. Будка одиноко белела, завалинка была пуста. Но рано утром, когда улегся туман, когда солнце осветило передний край и железнодорожную насыпь, разведчик, наблюдавший за противником, заметил старика. Я взглянул в стереотрубу и увидел нашего любимца. Он шел по насыпи, тяжело опираясь о палку. «Где же ты был, дед Егор, когда тебя разыскивали мои ребята?» – спросил я самого себя. Старик привычно сел на завалинку, потом вновь прошелся по насыпи. Немцы его не трогали.

С утра противник интенсивно обстреливал нашу оборону, снаряды удивительно точно ложились в траншею переднего края, нельзя было поднять голову, чтобы это место тут же не накрыло огнем. Били немцы и по бугорку, где находился мой наблюдательный пункт. Стало ясно, что огонь корректирует опытный корректировщик. Я доложил об этом командиру полка и получил приказ отыскать и уничтожить вражеский НП. Мы тщетно пытались выполнить задачу. «Не иначе как в будке сидит, на чердаке», – высказали предположение разведчики. Будку можно было снести без труда, если бы не дед Егор. А начальство не давало покоя, команда следовала за командой: «Найти, уничтожить…». Надо было вытащить деда. Мы не могли откладывать это до ночи, да и ночью можно было нарваться на засаду. Решили попытаться днем застать немцев врасплох. Я доложил командиру полка и спросил разрешения пойти самому с двумя разведчиками. Надели маскхалаты и поползли. Солнце светило с нашей стороны и это было нам на руку. Незамеченными подкрались мы к будке. Противника не было. Забрались в сарай. В темноте не сразу разобрались, что к чему, но нас насторожило жужжание мух в дальнем углу. Пошли на звук и увидели растерзанное тело деда Егора, едва прикрытое тряпьем и соломой. Забрались на сеновал и сквозь щель в крыше сарая увидели «старика», сидящего на прежнем месте, а рядом в слегка замаскированном окопчике немца-телефониста. Все стало понятно без слов. Лжестарик и есть корректировщик. Выходить из сарая и хватать немцев средь бела дня было слишком рискованно. Я взял на прицел телефониста, а Бабенко – корректировщика. Выполнив задачу и дождавшись темноты, мы возвратились на свой наблюдательный пункт. Но прежде мы предали земле деда Егора. Каждый из нас думал: «Мы еще вернемся, будет и на нашей улице праздник». Услышал ли это дед Егор?

Наша работа на войне была не только очень опасной, но и трудоемкой. Орудия мы ставили на прямую наводку. Нередко между нами и танками противника не было пехотного прикрытия. Занимали мы свои позиции ночью. В короткую летнюю ночь надо было вырыть орудийный окоп с круговым обстрелом, щели для расчетов, ниши для снарядов, установить вокруг противопехотные и противотанковые мины. И все это приходилось проделывать почти каждую ночь, так как позиции часто менялись.

В бою под станцией Знаменка Кировоградской области во время маневра отказал тягач. Все происходило на глазах у немцев, чьи танки обходили нашу батарею. Я приказал остановить орудие и привести его к бою. Сам стал у прицела, но танк противника заметил нас раньше. Выстрел, и первый снаряд разорвался прямо перед нами. Я навел орудие на немецкий танк… Новая вспышка упредила мой выстрел. Перед глазами вспыхнул черно-красный огонь, я потерял сознание. Мне оказала первую помощь санинструктор, но пришел я в себя только в госпитале. После излечения вернулся в свой полк, на правый берег реки Прут.

Теперь полк был в составе 6-й танковой армии, и мы выполняли другую функцию – после прорыва сопровождали танки при их действиях в глубине обороны противника, при совершении ими глубоких рейдов. Прикрывали танки от ударов немцев с флангов, прикрывали наши колонны от ударов с тыла. Передвигались ночами без всяких огней. На дульные тормоза орудий надевали белые колпаки, чтобы видеть впереди идущее орудие. Водители снимали сапоги, чтобы не заснуть за рулем.

Однажды во время марша по моей кабине постучали. Я открыл дверцу. Солдат доложил, что к нашей колонне пристроился немецкий бронетранспортер. Я остановил машину и выбежал на дорогу. Вижу в предрассветной мгле, что бронетранспортер сворачивает с дороги и пытается уйти. Скомандовал: «Орудие к бою!». Сошники пушки – под колеса «студебеккера», машину – на тормоза. Наводчик зарядил и открыл огонь. Немцы бросили бронетранспортер и разбежались в разные стороны. Мы пытались добить их автоматными очередями.

Вместе с нашими танкистами мы овладели Будапештом, с ходу продолжали наступление на Вену. Не останавливаясь на отдых, вошли в Чехословакию. Жители больших и малых городов выходили на улицы, приветствуя освободителей. Особенно радостно встречала нас Прага. Но и здесь нам некогда было останавливаться. Одна из сильных группировок немцев стремилась добраться до Южной Германии, чтобы сдаться американским войскам. Последние выстрелы войны были именно против этой группировки немцев. Поставив орудия на железнодорожную насыпь, мы в упор стреляли по последней бегущей колонне фашистов. Вражеские машины встали, немецкие солдаты, побросав все, удирали, пытаясь скрыться в лесу. Добивать их выпало на долю танкистов. Мы пошли осматривать немецкие машины. В одной из них обнаружили груду чернобурок, которые, видимо, немцы приготовили своим «фрау» на воротники. «Солдаты, – сказал я моим артиллеристам, – вы остались живы. Война закончилась! Возьмите это, везите женам и невестам, они вполне заслужили подарки, тем более, что эти меха немцы у нас и наворовали».

В районе Пльзеня мы встретились с американскими войсками. Новенькие и чистенькие «виллисы», как правило, вели негры, а офицеры сидели, развалившись, с ногами на капоте. На всех новая и чистая форма. Боевой путь американцев в последние месяцы войны явно был полегче нашего.

Но самое главное, война закончилась победой!

Несколько дней мы приводили в порядок себя и материальную часть. Я был вызван в штаб и получил задание: перевезти оставшиеся боеприпасы на железнодорожную станцию. Все «студебеккеры» были переданы в мое распоряжение.

Когда вернулся, эшелоны стояли на железнодорожных путях. На вопрос: «Куда?», мне кто-то ответил: «В Киевский военный округ». Но это оказалось шуткой, 6-я танковая армия, а вместе с нею и наш полк направлялись на Дальний Восток – предстояли новые бои, на этот раз против японцев. Нам дали «зеленую улицу», остановились мы только в Мукдене.

За время войны я был награжден двумя орденами Отечественной войны I степени, одним – II степени и многими медалями.

Сайт управляется системой uCoz