|
<<<
На титульный |
|
|
|
|
Александр ЧЕРНЕНКО
НЕЗАБЫВАЕМОЕ |
|
ЗАПИСКА Во время изгнания оккупантов из Эстонии я командовал вторым батальоном 741-го полка. Реку Эмайыги батальон форсировал на лодках-амфибиях. Дальнейший путь нам преградил рубеж «Вазу-ла» – немецкий укрепленный район. Чтобы его одолеть, надо было провести разведку. Под батальонный штаб мы заняли небольшой эстонский хуторок. С чердака двухэтажного каменного здания открывалась широкая панорама пересеченной долины, занятой врагом. Хозяева хуторка, старые эстонцы, несмотря на то, что фронт вплотную подошел к ним, отказались уехать и продолжали жить рядом с нами. Они нам не мешали, и мы их не трогали. У хозяев была великолепная овчарка Кору, красивая и умная. Кору знала множество команд и верно служила своим хозяевам. На шее у нее поблескивал декоративный металлический ошейник. Однажды мой ординарец доложил мне, что по вечерам Кору куда-то убегает. Проследили – она бегала в сторону противника, а потом возвращалась домой. Иногда под утро. Я приказал наблюдать несколько дней и докладывать мне, однако через пару дней утром гитлеровцы неожиданно обрушили на нас шквальный артиллерийский огонь и перешли в контрнаступление. Я организовал оборону из минометной роты и отходящих из прорыва солдат 741-го и 533-го полков. Целый день не утихал кровопролитный бой. Мы отступили и заняли оборону на опушке леса. Только к вечеру наступила передышка. Ночью я послал разведчиков в район хуторка. Они вернулись и сказали: «Изба стариков уцелела, все поле вокруг изрыто гусеницами танков, много трупов наших солдат и гитлеровцев, лежит мертвая овчарка. Мы принесли вам трофей – красивый ошейник». Я стал рассматривать подарок и обнаружил с внутренней стороны потайной кармашек. В нем оказалась записка на эстонском языке. Я не знал эстонского языка, спрятал записку и забыл думать о ней. Скоро бои на этом участке фронта закончились нашей полной победой. Город Тарту стал нашим, а мы пошли дальше. Нас готовили к переброске на другой фронт. Я как-то вспомнил о записке и, найдя местного жителя, эстонца, попросил перевести ее содержание. В записке было: «Дорогие! Мы очень больны, у нас осталось мало сил. Если придется временно оставить хутор, Кору приведет вас к нам, где бы мы ни находились. Если же нас найдут мертвыми, будьте добры, похороните нас на родном кладбище. Пусть будет проклята война! Пусть будут прокляты фашисты!». Переводчик добавил, что он знал лично этих хуторян и их собаку; Кору была почтальоном и бегала за десяток километров на другой хутор к родственникам этих стариков. Прошли десятилетия. А я отчетливо помню эстонский хуторок и его хозяев, симпатичных стариков и их верного друга Кору. Хочется верить, что их последнее пожелание – быть похороненными на родном кладбище – было выполнено. КОНЦЛАГЕРЬ Это случилось спустя несколько дней после начала наступления 1-го Украинского фронта с Сандомирского плацдарма. Наша 128-я дивизия, освободив польский город Буйско-Здруй двигалась на Запад. Нам преградила путь крупная немецкая моторизованная часть, которая пыталась выйти к переправе через Лиду – приток Вислы. Там мы и схлестнулись с фашистской колонной в скоротечном встречном бою. Скоро отчаянный напор рвущихся к реке фашистов ослаб, а затем и совсем прекратился. Ладно. Двигаемся дальше и открывается нам картина поля боя, густо усеянная трупами. Я даже удивился, сколько мы их здесь положили. Пошли вперед. Туман стал рассеиваться, и вдруг я заметил живой взгляд одного из «трупов». Я тряхнул его – жив, здоров мерзавец! Я приказал прочесать все поле, и скоро посреди убитых и раненых мы подняли полторы сотни притворщиков с нашивками РОА на рукавах! Мы построили власовцев в колонну и в окружении автоматчиков отправили в тыл. К 19 января мы подошли к Силезскому району южной Польши – шахтерский край со своими предместьями. Первым освобожденным городом стал Бытом. С этим шахтерским краем связан один из эпизодов 1945 года. Во время нашего наступления в районе Буско-Здруй мои солдаты обнаружили немецкий сборочный завод мотоциклов. В мастерских этого завода оказалось около 300 мотоциклов «Харлей» с колясками, в которые были встроены пулеметы – эта находка дорогого стоила. Я сразу доложил о находке командиру полка К. А. Шестаку, а 20 мотоциклов оставил себе. Посадил на них самых боевых своих ребят. К 45-му году солдат совсем другой появился – умелый, хваткий, настырный, предприимчивый. За два дня научил их водить. Так у меня неожиданно образовалось оперативное моторизованное подразделение! Такое не заржавеет – пригодится. Мы продолжали с боями двигаться дальше. Немцы отходили, мы не давали им опомниться, преследовали, громили. После трех бессонных ночей ворвались в г. Бытом. Во всех домах на окнах висели простыни – белые флаги. Я занял под штаб батальона одну из квартир, приказал себя не будить, выпил водки, свалился в кровать и моментально заснул. И вдруг чувствую: меня будят! — Товарищ комбат! Товарищ комбат! Слышу шум, голоса, стук… Я со сна: вы что, мать вашу так? Я же велел себя не будить! — Товарищ комбат! Тут особое дело… — Молчать! Если разбудите – пеняйте на себя! И вдруг сквозь шум, мат, треск прорвался голос плачущего ребенка. С меня сон как рукой сняло. — Ребенок? Что такое? Откуда здесь ребенок? Ко мне подвели худенького мальчика лет десяти с характерной еврейской внешностью. Он, плача, рассказал, что за городом Кох-ловиц рядом с шахтами находится рабочий концлагерь, что немцы спустили в шахты множество людей, в том числе и его родителей, что шахты они собираются затопить, а лагерь сжечь и что его послали узники, просунув в форточку, и велели искать «Армию Рудову», и скорее, скорее – спасите наших людей… Я соскочил с кровати. — По мотоциклам! Не прошло и пяти минут как наши ревущие и рычащие «Хар-леи» понесли нас к видневшимся вдали терриконам. В мотоцикл БМВ мы прицепили пушку-сорокопятку. Дорогу указывал мальчик, которого мы взяли с собой. Возле терриконов нас обстреляли. Лейтенант Д. Н. Пальчик обогнул террикон с другой стороны и сбил мотоциклом пулеметчика. Пристрелить его не удалось. Он быстро скрылся в темноте. Мы выехали на высоту и с нее увидели широкую панораму. Вокруг лагеря – колючая проволока. Между бараков мечутся поджигатели с канистрами в руках, местами уже были видны клубы черного дыма. Наша группа моментально разделилась на две команды. Одна тушила огонь и выламывала двери бараков, другая преследовала удирающих фашистов. Одновременно в срочном порядке выявили из освобожденных узников электриков и механиков, которые исправили провода подъемной клети, перекрыли воду, затопляющую шахты, и начали поднимать клети с полузатопленными измученными людьми. Освобожденные узники бросались к нам с благодарностью и поцелуями. Они говорили на всех языках Европы, но на спинах их арестантских роб были нашиты желтые звезды. Как выяснилось, это был еврейский лагерь. Нам было не до объятий и поцелуев, кругом было много работы. В этот день мы спасли полторы тысячи узников. Невдалеке от нас нашими соседями был освобожден самый гигантский лагерь смерти – Освенцим. А нам предстояло продолжить наш боевой путь уже на территории Германии, предстоял штурм города Гинденбург. За успешные боевые действия по овладению Гинденбургом Президиум Верховного Совета СССР наградил 128-ю стрелковую Псковскую дивизию орденом Красного Знамени. Этим же орденом наградили и меня за освобождение интернационального концлагеря и за успешное командование батальоном во время штурма Гинденбурга. Любой бой – это потеря людей, живых, молодых, и сегодня это особенно чувствуется. Война мне часто снится. Война, война! Во мне твои тревоги И кровь твоя в пожарах и в пыли И те бойцы, что на твоей дороге Упали и подняться не смогли. РУКОПАШНЫЙ
БОЙ НА ГОРЕ ЦОПТЕН За время войны я дважды участвовал в рукопашных боях. Один из них до сих пор мне снится. Дело было так. На оперативном совещании у командира полка К. С. Шестака моему батальону было приказано взять гору Цобтен, возвышавшуюся на левом берегу Одера и контролирующую всю прилегающую местность. Задача: взять эту гору и дать возможность 533-му полку форсировать Одер и выйти к немецкому городу Опелнь. Я послал разведку для выяснения обстановки. Нет ли дотов,
дзотов на рубеже противника. Высота Мое решение: пулеметный взвод под командованием сержанта Сагатова послать в обход справа и на отлогой стороне высоты перерезать дорогу с целью не допустить немецких подкреплений. Четыре пулемета поставил на пригорке и приказал подавлять огневые точки немцев на горе. Две сорокопятные пушки были нацелены на гору с той же задачей. Я решил штурмовать высоту с одной ротой. Две роты оставил в запасе с приказом штурмовать вслед за нами, если нас постреляют. Таким образом я гарантировал наибольшую безопасность бойцов батальона. Ночью мы приблизились. Начало светать. Мы развернулись цепью за три метра друг от друга и начали ползти в гору, продираясь сквозь колючие заросли, которые рвали на нас одежду и в кровь царапали руки и лица. С каждым пройденным метром росло напряжение – почему немцы молчат? Стрельбы нет. Мы двигаемся дальше. Метров за 30 до вершины конец кустарника, голое место. Я приказал приготовить ножи. И здесь немцы закидали нас гранатами… Принести нам успех и спасти нас мог только молниеносный рывок. Мы рванули вперед, выскочили на гору, и сразу начался жестокий рукопашный бой. Все патроны из пистолета я расстрелял на ходу, поэтому в первого немца, вставшего на моем пути, я метнул пистолет в голову, как камень. Он уклонился и ударил меня штыком-кинжалом. Метил в живот, попал в правую руку. Раненой рукой я вырвал у него штык-кинжал и всадил ему в грудь. В этот момент другой немец ударил меня прикладом автомата в кадык. Я задохся и на секунды отключился. Спас меня лейтенант Сашка Гуляев, срезавший немца короткой автоматной очередью. Мне удалось встать и всадить штык-кинжал в спину немца, который оказался рядом. У меня уже не было сил. Я упал, потом встал и огляделся. Вокруг десятки неподвижных тел и стонущие раненые – наши и немцы. Три немца стоят с поднятыми руками, а у меня осталось полроты. Человек сорок. Рука течет. Кадык болит. Я скомандовал оставшимся бойцам встать, закопать наших ребят, немцев выбросить под гору, а самим занять позицию в окопах. Бой был закончен. Он длился не более пяти минут. Я стоял на вершине и видел, как 533-й полк форсирует Одер. Задача была выполнена. В это время связисты подтянули провода. Командир полка Шестак спрашивает: Саня, ты где? — Лежу на горе. Нет мочи. Но две свежих роты могу тебе дать. Он передал этот разговор в дивизию. Вечером к нам на позицию пришел из штаба дивизии капитан В. Н. Крылов и говорит: прибыл я к тебе, комбат, от командира дивизии. Весь батальон награждается медалями «За отвагу». Руку мне перебинтовали в медсанбате. Отдохнул я там три дня, а потом вернулся в батальон. Мне тогда было 23 года. Полку впоследствии было присвоено звание Одерского, и он был награжден орденом Александра Невского. |