<<<
На титульный |
|
|
|
Нисон ШАПИРО
СЕМЕРО ИЗ СЕМНАДЦАТИ |
Мне уже более 80 лет, каждый день уносит частицу жизни, слабеют зрение и слух, сдает сердце, но все еще живут в памяти трудные годы войны. Сегодня память возвращает меня к началу моего боевого пути, к службе в 277-м отдельном пулеметно-артиллерийском батальоне (ОПАБ) Ленинградской армиии народного ополчения (ЛАНО). Батальону была суждена короткая жизнь, всего около двух с половиной месяцев, как большинству ОПАБовских батальонов, которые во время войны называли батальонами смертников. Память об этих немногих неделях, о дружбе студентов-добровольцев, о тяжелых боях и первых потерях будет жить во мне до последних дней. Большинство бойцов батальона — студенты,
аспиранты и преподаватели университета. Из своих сокурсников, выпускников биофака, вспоминаю
Мишу Павлова, Юру Иванова, Колю Иорданского, Сашу Лободу, Солю Шульмана,
Глеба Изюмова, Юру Кратина, Диму Боброва, Славу Потоцкого и Олега
Равдоникаса. Из студентов младших курсов — Витю Баракина, Борю Хозака, Колю Чистова, Лешу
Разговорова. Был в числе бойцов батальона (об этом я узнал уже после войны) и
студент-филолог Федор Абрамов, будущий известный писатель. Студентов биологов определили в санитарную часть
батальона, медработников изначально не хватало. Несколько моих товарищей по курсу, и я в
том числе, вместе с попавшими к нам гуманитариями — историком Я.
Рабиновичем и филологом Ю. Галем стали рядовыми бойцами. Быстро прошли первые недели в общежитии Академии художеств. Мы практически
осваивали приемы эвакуации и оказания первой помощи при ранениях и травмах.
Помню, с каким трудом осваивал я перевязку головы при черепных ранениях —
шапочку Гиппократа, не подозревая, что через пару
месяцев ее будут накладывать на мою голову. Числа 22-25 июля нас подняли по тревоге.
После тридцатикилометрового марша мы вышли в район Разбегаловки, оседлали шоссе Ропша —
Стрельна. Пехотные дивизии ЛАНО ушли вперед навстречу наступавшему врагу, мы
должны были встретить его на нашем
рубеже и не допустить выхода немцев к Финскому заливу против Кронштадта. До конца августа батальон готовил
оборону – сооружал дзоты, устанавливал железобетонные колпаки, принимал
поступавшее вооружение – орудия и пулеметы. Мы располагали примерно тридцатью
орудиями и шестьюдесятью пулеметами. Винтовок хватало лишь на половину
бойцов. Амбразуры дзотов и бронеколпаков были направлены на запад и
юго-запад. По обозам беженцев из Эстонии, из-под
Пскова, а затем из западных районов Ленобласти мы могли судить о приближении
фронта. В конце августа стал слышен гул орудий, стали просматриваться зарева
пожаров. В районе наших укреплений появилась пехота и отряды моряков. Над
нашими головами пролетали снаряды корабельной артиллерии Балтийского флота. Фронт
неумолимо приближался, наступал наш черед. Наш батальон оказался на самом острие
немецкого наступления, предпринятого 10-12 сентября на фронте от Гатчины до
Ропши. Нужно было по возможности задержать противника на нашем рубеже. До
залива оставались считанные километры. В течение семи суток бойцы батальона
героически сдерживали натиск врага. Позднее, когда блокадный фронт
стабилизировался, стало ясно, какое значение для обороны города имела
приостановка в сентябре 1941 года наступления противника на целую неделю. В моей памяти эти семь дней сливаются в
один кошмарный клубок. Это был очень трудный экзамен на стойкость,
потребовавший нечеловеческого напряжения, и мы его выдержали. Волнами
обрушивались танковые и воздушные атаки. Раненые поступали непрерывно, из
дальних точек мы эвакуировали их по ходам сообщения, неся большие потери. В
нашем санвзводе первым погиб В. Грацианский, был ранен командир П. В. Макаров
и несколько санитаров. Большие потери были в ротах. Погибли наши сокурсники
М. Павлов и Ю. Иванов, а также Н. Чистов. Батальон стоял насмерть. Уже ушли
пехотные части, но мы продолжали вести огонь. Не сумев преодолеть наше
сопротивление, противник начал обходить наш рубеж слева и вырвался к заливу в
районе Урицка, занял Стрельну и к 22 сентября зашел нам в тыл. Огневые точки
батальона, смотревшие на запад и юго-запад, оказались бесполезными, да и
большая их часть была уничтожена вместе с бойцами. Мы получили приказ
отходить в направлении Петергофа. Во время отхода пропали без вести Д. Бобров
и Я. Рабинович, попал в плен Ю. Галь. О его печальной судьбе я узнал после
войны от его матери: освобожденный из немецкого плена в 1944 году в Эстонии,
он попал в ГУЛАГ и окончил свои дни на строительстве канала Волго-Дон. Из окружения мы вышли предельно
уставшими, мучимыми жаждой и голодом. Отдохнуть нам не дали. К утру
следующего дня остатки нашей поредевшей части выдвинули под Старый Петергоф.
В это время я уже был пулеметчиком. Бой начался почти тотчас, как мы заняли
рубеж обороны. Вскоре я был контужен и ранен осколком в голову. Первую помощь
мне оказали в парке Петергофского биологического института ЛГУ (в 1940 году я
делал в его лабораториях курсовую работу) и ночью, уже из Ораниенбаума,
эвакуировали в Ленинград на буксире, который шел с потушенными огнями мимо
занятого немцами побережья залива. Утром 24 сентября я оказался в госпитале в
гостинице «Англетер». Сейчас меня согревает сознание того, что
именно на том рубеже, где я был ранен, наступление врага на Ораниенбаум было
остановлено, и простой бело-золотистый квадратик почетного знака «Защитнику
Ораниенбаумского плацдарма» дорог мне так же, как медаль «За оборону
Ленинграда», орден Отечественной войны и солдатская медаль «За отвагу». Есть
на моих планках ленточки и многих других наград, но эти для меня остаются
главными. В госпитале я встретился с раненными в
том же бою В. Варакиным и А. Разговоровым. О нас узнали на факультете; меня
навестил мой руководитель чл.-кор. АН СССР профессор Д. С. Львов. Еще до
конца сентября были ранены и эвакуированы в ленинградские госпитали С.
Шульман, О. Равдоникас, Г. Изюмов, А. Лобода. Погибли – Н. Иорданский и Б.
Хозак. Из 17 известных мне добровольцев-биологов, начавших свой фронтовой
путь в 277-й ОПАБ, к началу октября остались в строю только Ю. Кратин и М.
Потоцкий, попавшие служить уже в другие части. Короткая героическая судьба
нашего 277-го ОПАБ была завершена. Впереди было более трех с половиной лет
войны. Погибли уже в других частях и на других фронтах А. Разговоров, А. Лобода
и В. Варакин, погибшим считаю и пропавшего без вести Д. Боброва. Были
демобилизованы по инвалидности С. Шульман и Г. Изюмов. Я был повторно ранен,
но остался в строю, и только после войны, когда проявились последствия
ранения, был признан инвалидом войны. Подведу некоторые итоги. Из 17
биологов-добровольцев, перечисленных выше, 10 человек отдали Родине свои
молодые жизни. Им не суждено было войти в мирную жизнь, создать свои семьи,
реализовать свои знания и способности. Мы редко задумываемся о том, какой урон
нанесла война интеллектуальному потенциалу страны. Очень зримо можно судить
об этом, взглянув на итоги труда семи добровольцев, которым посчастливилось
остаться в живых. П. В. Макаров стал доктором биологических наук,
профессором, заведовал кафедрой, был избран членом-корреспондентом АН СССР,
много лет был деканом биофака ЛГУ; Ю. Кратин тоже стал доктором биологических
наук, профессором, много лет заведовал лабораторией в институте физиологии АН
СССР; докторами биологических наук стали С. Шульман и О. Равдоникас, первый
стал крупным паразитологом, руководителем научной школы, второй изучал
переносчиков возбудителей трансмиссивных вирусных заболеваний. Г. Изюмов и М.
Потоцкий стали кандидатами биологических наук. Г. Изюмов много лет руководил
научным отделом Ленинградского зоопарка; М. Потоцкий был научным сотрудником
отдела гидробиологии Зоологического института Академии наук СССР. Стал
доктором биологических наук, профессором биохимии и руководителем большого
научного коллектива и автор настоящих воспоминаний. Такой впечатляющий итог послевоенного
труда нашей семерки был достигнут нелегко. Мы пробивались в мирную жизнь с
большим трудом, в условиях послевоенной разрухи и голода, заново начинали
учебу, создавали семьи, боролись за жилплощадь, преодолевали бытовые
трудности. И наряду с этим – постоянно утыкались в очень обидные ситуационные
барьеры, создававшиеся сталинским режимом. Я, например, защитив в 1949 году
кандидатскую диссертацию (в рамках начатой еще до войны темы), не мог в
течение полутора лет получить работу по специальности, хотя вакансий было
много. Причина – инспирированная властями борьба с «безродными
космополитами», а индикатором «безродности» служил пресловутый 5-й пункт
анкеты. Я вынужден был уйти в совершенно новую для меня, только начавшую свое
развитие отрасль науки – медицинскую биотехнологию. Эта область исследований
стала моей судьбой, но и от нее меня унизительно отлучали, уволив в 1952 году
при разжигании провокационного «дела врачей». Только после XX съезда и
доклада Н. С. Хрущева я смог вернуться к работе. Итак, из семи оставшихся в живых
ветеранов 277-го ОПАБ пять стали докторами и двое кандидатами наук. Но ведь
пуля или осколок мины не выбирают. На месте погибшего Миши Павлова мог
оказаться находившийся неподалеку Федор Абрамов. И мы не узнали бы ничего о
далекой поморской деревушке Пекашино, о судьбах семьи Пряслиных. Так и не
реализованы мечты, способности и знания генетика Володи Грацианского,
гидробиолога Димы Боброва, паразитолога Коли Чистова и других наших друзей,
не менее способных и достойных, чем те, кто выжил. Сейчас, правда, почти все
они ушли из жизни; я—из «последних могикан», и мои воспоминания – реквием
погибшим друзьям. Реквием всему личному составу 'т-то отдельного пулеметно-артиллерийского батальона
Ленинградской армии народного ополчения. В январе 1944 года военные дороги вновь
привели меня на Ораниенбаумский плацдарм. Я был в те дни бойцом 447-го
отдельного саперного батальона, участвовавшего в боях по полному снятию
блокады. Мы отличились при взятии Ропши. Батальон был награжден орденом
Красного Знамени и стал именным —Ропшин-ским. Так Ропша и Ораниенбаумский
пятачок вновь вписались в мою военную судьбу. На окраине села Разбегаево
Ломоносовского района лет тридцать назад был воздвигнут памятник-мемориал
бойцам 277-го ОПАБ, отстаивавшим этот рубеж и оставшимся здесь навечно. Если
доведется побывать там, отдайте долг памяти погибшим, подумайте об их
несостоявшихся судьбах, об их подвиге во имя жизни пришедших на смену поколений. |